Люди приходят и уходят, а искусство — вечно.

Иногда этапы переходят в константы. Этого я не люблю. Этапы должны оставаться этапами. Константы - константами. Скажем, работа, которая тебя не устраивает - это этап. Лучший друг, которого ты знаешь десять лет - это константа. По краней мере, в моём случае. Если такие константы предательски оказываются этапами, тогда после того, как ты распознаёшь эту лже-константу, жизнь приходится выстраивать буквально заново. И это круто - находить в себе смелость избавляться от лже-констант или, по крайней мере, что-то с ними делать. А если мерзкие этапы вдруг становятся тяжелы, как неправильные константы - жизнь не то чтобы рушится, она, скорее, выцветает. И это круто - находить в себе силы выбираться из таких этапов.

Но всё это условности, и иногда константа и этап могут идти рука об руку, вперемешку, но я говорю… я говорю больше о чувстве. О чувстве "я могу на это положиться", о чувстве "это пройдёт", не знаю, как они называются. Доверие? Безопасность? Уверенность? Понимание происходящего?

Больше всего я люблю моменты, несмотря на то, что они чаще всего переходят в лже-константы. Моменты - это, знаешь, такой вид десерта или специй (взять хотя бы ту же соль, соль усиливает вкус еды) или каких-то других не необходимых, но очень приятных штук - вроде пледа. Моменты опьяняют, у них долгое послевкусие, и они в принципе как-то иначе отпечатываются в памяти - вспоминания о них могут перенести тебя в любое место и вызываются иногда совершенно случайно, с одного слова, с одной ассоциации. Всё это хорошо, когда речь идёт о приятных моментах.
Нельзя прожить одними моментами, но без них было бы супер-отстойно.

Иногда моменты настолько хороши, что ты хочешь превратить их в константу. И некоторые моменты вполне себе трансформируются в них, но большинство моментов так и остаются… ну, знаешь, чем-то уникальным, чем-то невосполнимым, это как бесконечная череда приветствий и прощаний. Константа-то она всегда под рукой, а момент - нет, и в этом, с другой стороны, его прелесть.
---------

Сегодня ребята зашли на работу, то есть, уже вчера. Я их напоил бесплатным хорошим кофе и отдал пару печенек макарон. Они говорят - щас ты тут закончишь, и пойдём виски пить.

И мы пошли. В процессе, пока курили на кухне, даже успели записать какой-то набросок песни и обменяться идеями. Не только идеями. Переживаниями и… Кажется, Ден сказал, что ему нравится со мной играть. В смысле, он это как-то лучше сказал, я не помню, что именно. Мы шли тогда по пустому рассветному городу, залезли на какие-то строительные леса. И это всё моменты.

Но я думаю, они начинают связываться в константу.

Ден такой спит рядом, говорит с утра:
- Саш.
- Мм.
- Мне сон снился, у нас была группа…
- Была…
- Да-да, в этом дело. И потом ты всех разогнал, кроме меня… И вот мне снится, что мы сидим пьяные, и ты говоришь - Ден, ты тоже иди нахуй. А я тебе - чувак, это всё пьяный базар, давай потом поговорим. А ты - нет, всё равно иди нахуй.
Я посмеялся. Так примерно и было на самом деле, только без последней части.

Мне было 5 лет, когда я впервые увидела бабушку. Сейчас я отчетливо помню о нашей первой встрече только два момента: это была единственная бабушка, которая не умела печь пирожки и то, что ради моего тепла ей пришлось сжечь табуретку и свой дневник листочек за листочком.
Бабушка жила в маленькой деревушке в маленьком домике и спала на печи. Родители привезли меня к ней зимой, а сами улетели в Турцию "греть кости". Через два дня после приезда за ночь выпало столько снега, что из окна было видно только тоненькую полоску серого неба, а дверь не открывалась больше, чем на два сантиметра. Мы были в ловушке, но бабушка не подавала виду. У нее в кладовке было много банок с разными вкусностями и десяток мешков с картошкой. Пили мы яблочный сок, а из открытой форточки набирали снега в кастрюлю, ждали пока расстает и варили суп. Но спустя несколько дней (точно не помню, сколько) у нас закончились дрова и печка стала остывать. Тогда бабушка стала разламывать табуретки, стуча ими об пол. Полена получались большие и не хотели разгораться. Нужно было много бумаги, чтобы поддерживать огонь. Сначала бабушка использовала с этой целью свои тетрадки с рецептами, но они быстро закончились. Тогда она достала свой толстый-толстый дневник. Она читала мне вслух страницу за страницей и как только последнее слово на листке было прочитано, отрывала его и бросала в огонь. Там была вся ее жизнь. Не похожая ни на одну из тех сказок, что я слышала раньше, но ставшая моей любимой. По сей день мне жаль, что ее нельзя перечитать снова.
Снег потом оттаял, меня забрали домой, а бабушка пообещала научиться печь пироги. Но я не знаю, исполнила ли обещание.

Жизнь нужно жить так, как будто ты в Цирке дю Солей.
Как будто ты заплатит уйму денег, чтобы попасть сюда.
Как будто все, что происходит вокруг, мечтает увидеть каждый.
Как будто каждый номер на сцене - шедевр. Ведь ты же не станешь смотреть в оба на акробатов и закрывать глаза на мимов? Это же пустая трата и времени, и денег. Это же потеря нового опыта восприятия.
Всю жизнь надо смотреть в оба.
Ею надо восхищаться. Смеяться, когда смешно. Плакать, когда грустно. Кричать, когда страшно. Но восхищаться каждой ее минутой. Аплодировать каждому номеру. Это и есть "всеприятие" - удел просвещенных.
Но помни - это твоя жизнь. Если ты хочешь сделать па - выходи на сцену и делай. Кто-то тоже будет смотреть на тебя с восхищением.

Меня не волновало то, что мы спали на матрасах, брошенных на полу, и ели помидоры, выращенные на подоконниках. Не волновало потому, что в Марке была жизнь. Он был худой, но живее любого годовалого. Его нельзя было унять. Ему все было интересно. Он рисовал, изучал мир, глотал книжки и бегал на каком-то неведомом мне топливе.
А потом вдруг угас. Угас совсем. Когда в свече не остается фитиля, ни одна хранительница домашнего очага не может его разжечь. И все думали, что мы разошлись из-за финансовой бедности. Но финансово бедными мы были и тогда, когда были влюбленными. А потом закончились и все остальные ресурсы. Вот тогда то мы и стали нищеми. А от нищеты да, от нищеты люди расходятся.

Нет ничего вечного. Сотни деревьев в год рубят и режут, чтобы сделать миллионы спичек, которые больше никого не греют. Ими зажигают ароматические свечи, сигареты, разжигают костры в лесу, чтобы поджарить мясо. Бабушка говорила: "Сожжешь коробок спичек - иди садить дерево". У бабушки за домом - огромный сад. У меня в кармане - зажигалка.

- бессмертие надо заслужить, - сказал Виктор и снял очки.
- и как же его заслужить?
- ну я не о том бессмертии, которое итак якобы есть. ну, мол, пока тебя помнят - ты жив. а вот чисто теоретически, если бы длительность жизни определял не случай, генетика или количество выпитого, а какой-нибудь государственный орган. сидели бы самые справедливые дядьки и тетки да решали бы, кому и сколько. какая там средняя продолжительность жизни? 65? ну вот допустим с рождения у всех 65 лет. и у гражданина в. соответственно тоже. но тут в. во втором классе воробья из рогатки убил - ему оп и минус год "комиссия по продолжительности жизни" выписала. людей в маршрутках обижает по утрам - еще по минуте штрафа за каждое плохое слово. жену избил - еще минус год. и так оглянуться не успел - уже достаточно накосячил, нажился, хватит. а вот гражданин к., например, молодец. за одноклассницу вступился - плюс полгода, благотворительностью занимается - плюс два года, жизнь утопающему спас - плюс 65 лет. и так рано или поздно останутся жить только хорошие люди.
- если "плохие" не насобирают достаточно денег и власти, чтобы подкупить эту твою самую справедливую комиссию.
- с тобой даже помечтать нельзя без упрека.
- минус час жизни мне, да?
- и плюс 15 минут, если сделаешь кофе.
конечно же, сделаю. жизнь то мне дорога.

Я помню то время, когда 13-й я становился физиком.
О, это чудное время, когда я был тогда так самонадеян.
Я не боялся трудностей, я был как огонь.

Но сейчас я смотрю на то, что было два года тому назад и мне хочется рассмеяться себе прежнему в лицо.
Классическая механика, матанализ, молекулярка и начала термодинамики, линейная алгебра и простейшие диффуры.
Всё это было настолько простым, настолько понятным.

Но сейчас, у меня меньше самонадеянности, но в разы больше сил. До сегодняшнего дня я не сравнивал свою текущую, 18-ю версию с предыдущими.
И только сейчас я стал понимать, насколько я вырос.
Я все ещё студент, но я зарабатываю больше, чем те, кто мне преподает.
Я стал гораздо более развит в боевых искусствах.
Я занимаюсь настоящей наукой, трудной, тернистой, но всё же наукой.
Ежедневная боль во всём теле уже не отвлекает меня от задач, напротив, она напоминает мне, что я всё еще существую.
Моё биполярное расстройство я теперь принимаю как дар, который дает мне так много сил.
И вот кем я стал сейчас.
Я стал сильнее, умнее, выносливее, подлее, агрессивнее.
И вместе с тем, мне каждый раз начинает казаться, будто какая-то бесконечно глубокая часть меня умерла.
Но ведь так и должно было быть.
Надо продолжать работу, продолжать несмотря ни на что.
Не глядя на оценки, не глядя на последствия.
Надо просто усиленно работать.
И тогда я стану еще сильнее.
И когда придет 19-я мания, я стану еще лучше.

Если и ругаться, то так, чтобы потом из дома в пижаме лететь с единственным ключем, чтобы выйти и запереть за собой дверь, а в ней двух человек, которые сума от волнения будут сходить.

Если и волноваться, то так, чтобы в два часа ночи из окна вылезать в новом пальто и идти искать безвестипропавшего, попутно наяривая в отключенный телефон.
Вот это я понимаю. Пиздец.

Незавершённая картина чаще приятнее для глаз, чем завершённая